Человек из легенды

28 декабря Русская Православная Церковь празднует Собор Крымских святых. В их число входит архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), исповедник, святитель, хирург… Об этой выдающейся личности можно говорить много и долго. Нашему земляку, ныне покойному ветерану войны Андрею Андреевичу Андрееву довелось общаться с этим великим человеком. Об этом – очерк нелидовского журналиста, члена Союза писателей России Валентина ШТУБОВА.

Комбат А.Андреев	Архиепископ Лука	Икона Святителя Луки

Комбата Андреева оперировал… святой Лука

МНОГОЕ мне нравилось в моём земляке-нелидовце Андрее Андреевиче  Андрееве. Ну, во-первых, эта, несмотря на почтенный возраст (к 90 шло, да, к сожалению, не дожил), гордая (не напоказ!) выправка, по которой сразу можно было определить: о-о! военная косточка! Во-вторых, открытость души в незамутнённом небе глаз – она в них, словно солнышко, брезжила из глубины, грела собеседника ещё до начала разговора… В-третьих, обязательность: если уж что-то пообещал – выполнял, не ссылался на какие-то проблемы. И мне он не отказал, откликнувшись на мою просьбу рассказать о том, что с ним было в «сороковые-роковые» и потом. Вот она, запись тогдашней нашей беседы.

— Андрей Андреевич, пожалуйста, поделитесь прожитым и пережитым.

Делится. Неторопливо, вдумчиво говорит, словно не листает тетрадь судьбы, а заново переживает её горькие записи.

Горькие? Тогда почему же разговор начинает вот как:

— Однажды, в одно прекрасное время…

Хотелось поправить:

— Ну так уж и «прекрасное», Андрей Андреевич… «Война не мать родна», она у вас пробовала отнять и речь, и саму жизнь… И даже на первых порах преуспела. — Но он бы, я убеждён, этой моей реплики или бы не услышал, или бы сознательно пропустил её мимо ушей.

… «Прекрасное время». Декабрь 1942 года. Западный фронт. Район Ржева и Зубцова. Как горько шутили фронтовики, «огонь на огне и огнём погоняет». Старший лейтенант Андреев – комбат. Лицо тёмное, закопчённое, голос охрипший от команд. Немудрено. Полыхал и крошился металл. Люди стояли. И не только стояли, но шли вперёд, хотя ряды их редели и редели. К переброскам военных соединений во время войны было не привыкать. Поэтому, когда их 247-ю стрелковую перебросили в район Жиздры Калужской области, а затем в Сухиничи, никто особенно не удивился. «Значит, так надо». На фронт доставляли прямо в автобусах.

— Вот уж чего никогда не забуду, — оживляется Андрей Андреевич, — день 22 февраля 1943-го. Понимаете? Наш батальон не оплошал, первым занял передовую. Другие полки – сзади.

Генерал Мухин советуется с командиром полка полковником Гречко:

— Надо наступать.

— Но прежде, товарищ генерал, надо сделать рекогносцировку местности. Впереди минные поля.

— Задействуйте сапёров.

— Их, к сожалению, нет.

Так до чего договорились чины высокие! Вызывает меня Гречко:

— Старший лейтенант Андреев! Разверните взвод разведки и вперёд! Подготовьте поле деятельности для других соединений.

— Ваш приказ понял, но выполнять его отказываюсь.

— То есть ка-ак?

(Приказ начальника – закон для подчинённых, даже такой чудовищный! А за отказ выполнять в военное время…)

— Не могу допустить, чтобы бездарно погибли люди.

— Война без жертв не бывает.

— Но напрасных жертв не нужно.

— Так что вы, старший лейтенант, предлагаете?

— Хочу пойти на риск. Когда будет артподготовка, «заговорит» «катюша», в колонне по одному ворвёмся в траншеи противника, я буду ведущим, ну и всыпем жару фрицам. А другие подразделения нас поддержат.

Гречко оценивающе посмотрел на молодого ладного офицера, задумался, потом:

— Ну что ж, старший лейтенант, действуйте.

И ворвались храбрецы – броском, цепочкой, скопом, яростно – в фашистские ниши! То-то переполоху наделали! Немцы и толком и за оружие взяться не успели, а когда взялись, уже было поздно! «Хенде хох!» — в ответ на этот крик двенадцать гитлеровцев руки вскинули! А старший лейтенант Андреев и в командный пункт немцев ворвался, там тоже «шороху навёл»!

Всё бы хорошо, да вот артиллерия своя, не зная ситуации, по своим же и шарахнула. Одного командира убило. Андрееву пришлось дать три красные ракеты… Тогда поняли, в чём дело, горько сожалели, но… на войне как на войне. На это списали.

Зато назавтра свежий номер «дивизионки» рассказал о подвиге андреевских ребят.

ДА, МНОГОЕ было в такой трудной, такой беспокойной судьбе Андрея Андреевича. И самое страшное в ней случилось: высмотрел-вычислил его 24 февраля 1943-го вражеский снайпер. Не услышал Андреев, как злая пуля свистнула, очнулся уже под рокот самолётного мотора в небе, но ни рукой, ни ногой не в силах был двинуть – парализовало; хотел что-то произнести   — язык отказался слушаться, полная потеря речи. Отчаянная мысль: «Как же я дальше таким жить буду?..»

Калуга. Госпиталь. Пожилой человек в белом халате, склонившийся над ним. Сам академик Бурденко. Его отрывистые команды: «Скальпель… Тампон… Шприц…» Наконец, удовлетворительный вздох: «Жить будет… Но вот с речью… с ней не так просто… Нужна вторая операция. Не сразу».

Лето 1943-го. Красноярск. Госпиталь № 1515. Глаза больного встречаются с цепким, но таким ясным, добрым взглядом нового хирурга. О! Это медицинское светило знала вся дореволюционная Россия. Профессор В. Ф. Войно-Ясенецкий, архиепископ Лука… Дар врачевания сочетался в душе этого подвижника с глубочайшим религиозным чувством, впитавшим в себя слова Христа: «…истинно говорю вам, если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдёт; и ничего не будет невозможного для вас» (Евангелие от Матфея, 17, 20). Золотым рукам врача помогала молитва: происходили подлинные чудеса, сравнимые разве что с евангельскими: обречённые люди поправлялись прямо на глазах… Новая власть этого не оценила. Декрет о борьбе с религией, словно метла, сгонял в гулаговский мрак людей за веру в Добро и Совесть, какие воплощал в Себе Спаситель мира земного – Господь Иисус Христос.

Попал под эту метлу и светлейший, благороднейший человек, хирург от Бога Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий. Мировая общественность забурлила, в Кремль пошёл протест за протестом против расправы над таким умницей; особенно возмущались английские учёные. Советское правительство пошло на попятную, разрешило выезд за рубеж и услышало в ответ: «Я от своей Родины никуда не поеду. Её радость – моя радость, её горе – моё горе».

Но и одиннадцать лет лагерей и ссылок  были для него временем врачебного труда: всё, что мог, делал для малых сих архиепископ Лука словом, молитвой, бережными, ласковыми, умелыми руками… Наконец наверху спохватились, повернулись лицом к религии, освободили пастыря-врача, даже потом звание лауреата Сталинской премии присвоили! А когда с ним Андрей Андреевич встретился, Валентин Феликсович ещё в ссыльных значился…Андрей Андреевич рассказывает, и я словно бы вижу вновь, как архиепископ Лука спрашивает у раненого офицера:

— Голубчик, у вас накануне припадки были?

Отрицательный жест Андреева.

— Та-ак…

Осмотрел рану. Сестре:

— Готовьте к операции.

Снова операционная. Запах эфира. Голос хирурга: «Скальпель… Тампон… Зажим…».

У больного – головокружение после наркоза… Словно сквозь вату слышит голос Валентина Феликсовича:

— Теперь, голубчик, будь спокоен. Процентов девяносто из ста, что пойдёшь и заговоришь… А там как Бог даст.

(…Целых три года проходили у Андрея Андреевича «уроки речи». Наконец из его уст вырвалось первое слово: «Ма-ма». К нему прибавились другие, которые он произносил в школе на уроках военного дела в Ильинском (ныне Западнодвинский район). Потом Нелидово… Должности: директор школы, заведующий гороно, учитель географии… И всюду – трата душевных сил, самоотдача.   Спасибо архиепископу Луке за его руки и молитвы…)

— Андрей Андреевич! — не удерживаюсь я. – Вы ведь общались со святым человеком! Счастье-то какое на вашу долю выпало! Ведь архиепископ Лука Русской Православной Церковью к лику святых причислен. Икона  с него написана.  И в библиотеке Нелидовской церкви Балыкинской иконы Божией Матери есть книга-житие о святом Луке (хирурге Войно-Ясенецком). Скажите, а как он выглядел?

— Да понимаешь, Валентин, особенным чем-то Войно-Ясенецкий внешне не выделялся. Выше среднего роста. Плотный. Солидный, одним словом. А интересного о нём можно немало рассказать. Ну вот, например, к нам  в госпиталь привезли однажды комиссара дивизии. У человека была гангрена ноги. Он в других госпиталях такого страху и отчаяния натерпелся!  Доктора в один голос:

— Выход один – ампутация.

Он взмолился:

— Есть такое светило – хирург Войно-Ясенецкий. Покажите меня ему.

Показали. Валентин Феликсович внимательно осмотрел ногу, потом:

— Молодой человек, вы знаете, к кому пришли? Я епископ, а вы комиссар. Если вы поверите в Бога, я вам операцию сделаю.

Глядя на то, как смутилось лицо больного, Войно-Ясенецкий неожиданно рассмеялся:

— Я пошутил. Знаю, что вы в Бога не верите. Но честь хирурга – спасти человека, кто бы он ни был, каких убеждений… Я сделаю всё возможное, чтобы вы пошли.

…Комиссар вышел из госпиталя на своих ногах! Уж так он благодарил своего спасителя! Руку ему поцеловал!

— А ещё, Валентин, — сказал мне Андрей Андреевич, — я никогда не забуду лекций Войно-Ясенецкого, особенно одну из них – «Почему в Великой Отечественной войне побеждает Красная Армия?». С точки зрения религии. Смысл: ненависть фашизма к людям беспредельна. Поэтому он обречён на неминуемую гибель. Надпись на пряжке немецкого солдата:  «Gott mit uns», то есть «С нами Бог», — величайшее кощунство, за которое воздастся сполна. И воздалось.

… Пришлось мне побыть и на могиле моего благодетеля в Симферополе. Похоронен архиепископ Лука возле собора. А на памятнике указано, что он лауреат Сталинской премии. Постоял я возле, всплакнул, конечно, что такой хороший человек умер, но потом печаль радостью сменилась: ведь он сейчас в раю; там такие люди, наверное, нужней.

Валентин ШТУБОВ